Первоначальное сообщение от LuckY
у нас бы тоже так
уж лучше типа эти самые ленточки с разными фразами чем советскую символику
у нас бы тоже так
уж лучше типа эти самые ленточки с разными фразами чем советскую символику
А вот тут, НИ ХЕРА! Я бля всю свою жизнь молодую погибаю за герб СССР, Пою пьяный наизусть гимн СССР. А мне тут будут указыввать... хе.... дальше не четал. Нахер РФ!!!!
А я про что? Их Сцуко нада рожей в свое собственное говно. Чтоб Сцуко захлебнулись. Пусть пид*ры лениных сносят. А дедов наших, Которые там погибли, нехер трогать!
Первоначальное сообщение от Cyanid
А я про что? Их Сцуко нада рожей в свое собственное говно. Чтоб Сцуко захлебнулись. Пусть пид*ры лениных сносят. А дедов наших, Которые там погибли, нехер трогать!
А я про что? Их Сцуко нада рожей в свое собственное говно. Чтоб Сцуко захлебнулись. Пусть пид*ры лениных сносят. А дедов наших, Которые там погибли, нехер трогать!
[COLOR=darkblue]Ничего, им ещё аукнется[/COLOR]
кстати господа ничего нового нет они всегда ориентировались
на запад также каки польша профашистские настроения у них были
ещё вначале 80 сам видел выступления неофициальные западная украина всегда была под кемто то под немцем то под поляком
также и прибалтика от этого за 100 лет не отвыкнеш вот и сейчас
у америки сосут привычка кстати советскую власть у нас и у себя
латыши очень активно устанавливали да в растреле царя принимали
участие такчто дело не всоюзе просто шавке нужен хозяин чтобы
гавкать на слона а то он её раздавит им всё равно прийдётся учитывать Россию нельзя не зависеть совсем от такого соседа
вот эту зависимость они и хотят ослабить а США в этом прямо заинтересован как говорили древние нет ничего нового под луной:D
на запад также каки польша профашистские настроения у них были
ещё вначале 80 сам видел выступления неофициальные западная украина всегда была под кемто то под немцем то под поляком
также и прибалтика от этого за 100 лет не отвыкнеш вот и сейчас
у америки сосут привычка кстати советскую власть у нас и у себя
латыши очень активно устанавливали да в растреле царя принимали
участие такчто дело не всоюзе просто шавке нужен хозяин чтобы
гавкать на слона а то он её раздавит им всё равно прийдётся учитывать Россию нельзя не зависеть совсем от такого соседа
вот эту зависимость они и хотят ослабить а США в этом прямо заинтересован как говорили древние нет ничего нового под луной:D
Он стоит на маленькой, стерильно чистой площади в центре столицы независимой страны.
Неторопливые эстонские голуби царапают бронзу коготками и по-европейски солидно, с явным удовольствием, срут ему на голову.
Он старается не обращать внимания.
Память. Он помнит яркие майские дни, детей с цветами и старенького маршала Баграмяна. Маршала вели под руки, и ветеран, тряся бритым черепом в древних пигментных пятнышках, надтреснутым тихим голосом говорил о войне. Той самой, которая в каждом из нас навсегда.
Когда-то у Него было имя. И не одно, а одиннадцать - от подполковника Котельникова до гвардии старшины Борщевского. На рядовых не хватило места. На рядовых всегда не хватает. Места для имени на памятнике, орденов, баранов для папах… Рядовые привыкли.
Потом местные власти решили, что негоже помнить русских оккупантов поименно. Доску с фамилиями вырвали с мясом, а на её месте повесили другую. Объясняющую, что это теперь – памятник всем, погибшим во Второй мировой войне. То есть вообще всем. Без исключения.
Американскому сержанту, загнувшемуся на Соломоновых островах от кровавого поноса. Бандеровцу, подорвавшемуся на партизанской мине. Латышскому эсэсовцу, выловленному чекистами в лесу в сентябре сорок пятого. Обгоревшей головешке, бывшей когда-то Евой Браун. Японскому камикадзе, разнесшему на молекулы английский крейсер.
Он стоит в плащ-палатке, пыльных кирзачах, с ППШ на плече и думает: блядь, ну при чём тут камикадзе?
А ещё Ему очень холодно.
***
Тагира Шайдуллина забрали в армию в тридцать седьмом. Там кормили, одевали, учили читать по-русски и стрелять. И никто не вспоминал, что он из кулаков. Бравые городские большевики приехали к ним в двадцать восьмом и признали кулаками всех. Всю татарскую деревню Ваныш в полном составе отправили в Забайкалье, искупать воображаемую вину. Потом спохватились, приказали простить и вернуть. Но не сразу. Многие успели помереть непрощёнными.
В Красной Армии Тагиру очень нравилось. И на финскую войну он отправился, полный энтузиазма.
А потом были дикий мороз, неразбериха и бестолковщина, расстрелянные перед строем командир и комиссар полка. Неуязвимые за деревьями финские ополченцы-щюцкоровцы, лыжники-привидения в маскхалатах с роскошными автоматами «Суоми». Гранитные надолбы и железобетонные доты «линии Маннергейма». Обмороженные руки, окаменевший ледяной хлеб и медаль «За отвагу».
Медаль весьма способствовала любовным успехам младшего командира запаса Шайдуллина. Осенью сорокового он женился на самой красивой девушке района. Дочка родилась в августе, когда мобилизованный Тагир уже был старшиной роты в запасном пехотном полку в Казани.
Было голодно. Фронтовой паёк и тыловой – две большие разницы. Тагир приспособился ловить кур на птицефабрике, закидывая за колючую проволоку леску с рыболовным крючком, на который насаживался кусочек серого, как глина, хл***. Что ещё больше увеличивало ценность Шайдуллина в глазах отцов-командиров.
И в глазах роскошной белокурой телефонистки тоже. Пускающий на блондинку слюни штабной писарь с соперником разобрался просто. Буксир, расталкивающий железной грудью первые прозрачные ладожские льдинки, притащил в блокадный Ленинград баржу с пополнением. Среди укачавшихся, облёванных, оглушенных визгом немецких «лаптёжников» солдат был и Тагир.
Промерзшие окопы. Меню из гнилой капусты. Пирамидки мороженого говна в ходах сообщения. Порванный ветром плакат «Отстоим город Ленина».
Ротный, отпросившись у командования, поволок на Петроградку вещмешок, набитый сэкономленным офицерским пайком. К жене и дочке. В дороге он потерял сознание от голода и недосыпа, упал и замёрз насмерть. Так и не узнав, что девочки погибли вчера, во время артобстрела.
Никогда не видевший лыж, Тагир добровольцем пошел в лыжный батальон. Их две недели кормили на убой и отправили в рейд по немецким тылам. Из шестисот человек вернулось двадцать. Командование, похоже, удивилось и не знало, куда выживших девать. Выдали ордена и отправили под Синявино.
Что есть счастье на войне? Например, не курить. Тогда можно махорку выменять на хлебную пайку.
Или атака. Что может быть прекраснее возможности выпрямиться, вырвать закоченевшее от трёхчасового лежания в ледяной болотной жиже тело и, замирая от чувства, что все пули из этого сраного пулемета летят лично в тебя, бежать к немецким окопам, в хруст и вой рукопашной схватки. А потом в обставленном с европейским комфортом блиндаже потягивать трофейный коньяк и материть старшину, застрявшего где-то с термосом, в котором – горячая пшенка.
Перед форсированием Нарвы прислали очередного взводного. Восьмого на памяти помкомвзвода Шайдуллина. Обычно в первом же бою юные младшие лейтенанты, затянутые в рюмочку новенькой портупеей, вскакивали в полный рост на бруствер и, размахивая пистолетиком, подростковым фальцетом призывали за Родину, за Сталина. Пламенная речь заканчивалась одинаково – немецкой пулей в горячий лоб. А потом всё шло по накатанной – бойцы, пригибаясь, уходили делать свою тяжкую работу уже под командой Тагира.
Этот лейтенант, вроде, был опытный. Переправились, окопались, зацепились.
Из колеи взводного выбил пулемет, остановивший атаку.
- Сержант, давай кого-нибудь туда. Пусть гранатами забросает.
- Тащленант, так не доползёт же. Всё простреливается. Как вошь на голой жопе, честное слово. Давайте у комбата сорокапятку попросим, пусть артиллеристы поработают.
- Разговорчики. Делай, что сказано.
Тагир матюкнулся, снял вещмешок и шинель, проверил гранаты.
- Ты куда, сержант?
- Я на смерть пацанов не пошлю. Лучше сам.
- Стой!
Тагир уже полз, мечтая стать маленьким и плоским.
Оставалось метров сорок, когда его накрыло.
Он лежал в воронке. Кровь и жизнь медленно вытекали, впитываясь в землю. В эстонскую землю.
***
Дочка уговорила всё-таки приехать Тагира в Таллин. Порадоваться налаженной жизнью в не по-советски благополучной Эстонии.
Внук – девятиклассник, распираемый гордостью, рассказывал, как зимой был начальником караула на Посту номер один, у Вечного огня.
Не спеша, спустились с Тоомпеа. Красавцы – каштаны роняли зелёные рогатые шарики, похожие на маленькие морские мины.
- Дедушка, вот этот памятник! У нас форма была, совсем как у военных. И автоматы. Учебные, конечно, с прорезью в стволе. Дедушка! Ты чего, плачешь, что ли?
- Лейтенант… Волков… И инициалы совпадают. Наш взводный. Это он меня под Нарвой вытащил, когда ранили. Сам. Хотя офицеру не положено. Меня в госпиталь, а они дальше пошли. На Таллин. Значит, его здесь. В сентябре сорок четвертого.
Бронзовый солдат стоял молча, задумчиво глядя в голубое пламя Вечного огня.
***
Он стоит на площади в центре столицы маленькой, но гордой, сбросившей тяжкое ярмо советской оккупации страны.
Он даже не пытается понять певучую, но чужую речь.
Ему очень холодно без Вечного огня. Местные власти посчитали, что жечь русский газ перед русским памятником неэкономично.
Недавно Его опять облили краской горячие местные парни. Он не обиделся. Кровавые брызги роднят Его с теми, ради кого Он стоит.
Говорят, русские своих на войне не бросают.
Может, Его как-то можно забрать?
(c)http://udaff.com
Неторопливые эстонские голуби царапают бронзу коготками и по-европейски солидно, с явным удовольствием, срут ему на голову.
Он старается не обращать внимания.
Память. Он помнит яркие майские дни, детей с цветами и старенького маршала Баграмяна. Маршала вели под руки, и ветеран, тряся бритым черепом в древних пигментных пятнышках, надтреснутым тихим голосом говорил о войне. Той самой, которая в каждом из нас навсегда.
Когда-то у Него было имя. И не одно, а одиннадцать - от подполковника Котельникова до гвардии старшины Борщевского. На рядовых не хватило места. На рядовых всегда не хватает. Места для имени на памятнике, орденов, баранов для папах… Рядовые привыкли.
Потом местные власти решили, что негоже помнить русских оккупантов поименно. Доску с фамилиями вырвали с мясом, а на её месте повесили другую. Объясняющую, что это теперь – памятник всем, погибшим во Второй мировой войне. То есть вообще всем. Без исключения.
Американскому сержанту, загнувшемуся на Соломоновых островах от кровавого поноса. Бандеровцу, подорвавшемуся на партизанской мине. Латышскому эсэсовцу, выловленному чекистами в лесу в сентябре сорок пятого. Обгоревшей головешке, бывшей когда-то Евой Браун. Японскому камикадзе, разнесшему на молекулы английский крейсер.
Он стоит в плащ-палатке, пыльных кирзачах, с ППШ на плече и думает: блядь, ну при чём тут камикадзе?
А ещё Ему очень холодно.
***
Тагира Шайдуллина забрали в армию в тридцать седьмом. Там кормили, одевали, учили читать по-русски и стрелять. И никто не вспоминал, что он из кулаков. Бравые городские большевики приехали к ним в двадцать восьмом и признали кулаками всех. Всю татарскую деревню Ваныш в полном составе отправили в Забайкалье, искупать воображаемую вину. Потом спохватились, приказали простить и вернуть. Но не сразу. Многие успели помереть непрощёнными.
В Красной Армии Тагиру очень нравилось. И на финскую войну он отправился, полный энтузиазма.
А потом были дикий мороз, неразбериха и бестолковщина, расстрелянные перед строем командир и комиссар полка. Неуязвимые за деревьями финские ополченцы-щюцкоровцы, лыжники-привидения в маскхалатах с роскошными автоматами «Суоми». Гранитные надолбы и железобетонные доты «линии Маннергейма». Обмороженные руки, окаменевший ледяной хлеб и медаль «За отвагу».
Медаль весьма способствовала любовным успехам младшего командира запаса Шайдуллина. Осенью сорокового он женился на самой красивой девушке района. Дочка родилась в августе, когда мобилизованный Тагир уже был старшиной роты в запасном пехотном полку в Казани.
Было голодно. Фронтовой паёк и тыловой – две большие разницы. Тагир приспособился ловить кур на птицефабрике, закидывая за колючую проволоку леску с рыболовным крючком, на который насаживался кусочек серого, как глина, хл***. Что ещё больше увеличивало ценность Шайдуллина в глазах отцов-командиров.
И в глазах роскошной белокурой телефонистки тоже. Пускающий на блондинку слюни штабной писарь с соперником разобрался просто. Буксир, расталкивающий железной грудью первые прозрачные ладожские льдинки, притащил в блокадный Ленинград баржу с пополнением. Среди укачавшихся, облёванных, оглушенных визгом немецких «лаптёжников» солдат был и Тагир.
Промерзшие окопы. Меню из гнилой капусты. Пирамидки мороженого говна в ходах сообщения. Порванный ветром плакат «Отстоим город Ленина».
Ротный, отпросившись у командования, поволок на Петроградку вещмешок, набитый сэкономленным офицерским пайком. К жене и дочке. В дороге он потерял сознание от голода и недосыпа, упал и замёрз насмерть. Так и не узнав, что девочки погибли вчера, во время артобстрела.
Никогда не видевший лыж, Тагир добровольцем пошел в лыжный батальон. Их две недели кормили на убой и отправили в рейд по немецким тылам. Из шестисот человек вернулось двадцать. Командование, похоже, удивилось и не знало, куда выживших девать. Выдали ордена и отправили под Синявино.
Что есть счастье на войне? Например, не курить. Тогда можно махорку выменять на хлебную пайку.
Или атака. Что может быть прекраснее возможности выпрямиться, вырвать закоченевшее от трёхчасового лежания в ледяной болотной жиже тело и, замирая от чувства, что все пули из этого сраного пулемета летят лично в тебя, бежать к немецким окопам, в хруст и вой рукопашной схватки. А потом в обставленном с европейским комфортом блиндаже потягивать трофейный коньяк и материть старшину, застрявшего где-то с термосом, в котором – горячая пшенка.
Перед форсированием Нарвы прислали очередного взводного. Восьмого на памяти помкомвзвода Шайдуллина. Обычно в первом же бою юные младшие лейтенанты, затянутые в рюмочку новенькой портупеей, вскакивали в полный рост на бруствер и, размахивая пистолетиком, подростковым фальцетом призывали за Родину, за Сталина. Пламенная речь заканчивалась одинаково – немецкой пулей в горячий лоб. А потом всё шло по накатанной – бойцы, пригибаясь, уходили делать свою тяжкую работу уже под командой Тагира.
Этот лейтенант, вроде, был опытный. Переправились, окопались, зацепились.
Из колеи взводного выбил пулемет, остановивший атаку.
- Сержант, давай кого-нибудь туда. Пусть гранатами забросает.
- Тащленант, так не доползёт же. Всё простреливается. Как вошь на голой жопе, честное слово. Давайте у комбата сорокапятку попросим, пусть артиллеристы поработают.
- Разговорчики. Делай, что сказано.
Тагир матюкнулся, снял вещмешок и шинель, проверил гранаты.
- Ты куда, сержант?
- Я на смерть пацанов не пошлю. Лучше сам.
- Стой!
Тагир уже полз, мечтая стать маленьким и плоским.
Оставалось метров сорок, когда его накрыло.
Он лежал в воронке. Кровь и жизнь медленно вытекали, впитываясь в землю. В эстонскую землю.
***
Дочка уговорила всё-таки приехать Тагира в Таллин. Порадоваться налаженной жизнью в не по-советски благополучной Эстонии.
Внук – девятиклассник, распираемый гордостью, рассказывал, как зимой был начальником караула на Посту номер один, у Вечного огня.
Не спеша, спустились с Тоомпеа. Красавцы – каштаны роняли зелёные рогатые шарики, похожие на маленькие морские мины.
- Дедушка, вот этот памятник! У нас форма была, совсем как у военных. И автоматы. Учебные, конечно, с прорезью в стволе. Дедушка! Ты чего, плачешь, что ли?
- Лейтенант… Волков… И инициалы совпадают. Наш взводный. Это он меня под Нарвой вытащил, когда ранили. Сам. Хотя офицеру не положено. Меня в госпиталь, а они дальше пошли. На Таллин. Значит, его здесь. В сентябре сорок четвертого.
Бронзовый солдат стоял молча, задумчиво глядя в голубое пламя Вечного огня.
***
Он стоит на площади в центре столицы маленькой, но гордой, сбросившей тяжкое ярмо советской оккупации страны.
Он даже не пытается понять певучую, но чужую речь.
Ему очень холодно без Вечного огня. Местные власти посчитали, что жечь русский газ перед русским памятником неэкономично.
Недавно Его опять облили краской горячие местные парни. Он не обиделся. Кровавые брызги роднят Его с теми, ради кого Он стоит.
Говорят, русские своих на войне не бросают.
Может, Его как-то можно забрать?
(c)http://udaff.com
[COLOR=darkblue]Один Росссийский депутут предложил властям Эстонии выкупить землю под мемориалом за свой счёт и ухаживать за ним[/COLOR]
Стали известны некоторые подробности драки с участием болельщиков сборной России, которые в минувшие выходные присутствовали в Таллине на матче с командой Эстонии.
Как пишет "Российская газета", примерно через час после матча болельщики сборной России смогли покинуть трибуны и направились на Ратушную площадь, чтобы отпраздновать победу. По пути их встретила группа эстонских неонацистов, в результате чего произошла серьезная драка.
Не меньше десятка молодых людей, бритых наголо и одетых в камуфлированные брюки, начали выяснять отношения с россиянами практически на проезжей части. Нападавшие встретили серьезный отпор. Полицейская машина прибыла мгновенно, но стражи порядка повели себя как-то странно. Разделив враждующих и никого не задержав, они побеседовали с эстонскими скинхедами и уехали, после чего драка вспыхнула с новой силой.
"Россияне бегут обратно к своим оппонентам, один из которых моментально оказывается на асфальте от сильного удара в лицо, - рассказывает корреспондент "РГ", ставший свидетелем инцидента. - Юный скинхед поднимается - лицо все в крови. Тем временем остальных неонацистов загоняют в небольшую слабоосвещенную улочку, где начинается настоящее побоище с участием порядка полусотни человек. Фанаты вырывают шлагбаумы, преграждающие въезды во дворы, хватают все подручные средства и ожесточенно бьют ими друг друга. Прохожие в ужасе замирают, безмолвно наблюдая за не виданной для тихого Таллина картиной".
Полиция прибыла лишь спустя несколько минут, но утихомирить дерущихся даже ей удалось не сразу. Большинство российских болельщиков покинули поле боя, избежав задержания. Практически у каждого из них было разбиты лицо. Но, судя по всему, победа осталась именно за ними. Окрестности огласило скандирование "Россия, Россия!", но никто из эстонцев из темной улочки уже не вышел - ими занялась полиция.
(с) http://txt.newsru.com/sport/26mar2007/fight.html
Как пишет "Российская газета", примерно через час после матча болельщики сборной России смогли покинуть трибуны и направились на Ратушную площадь, чтобы отпраздновать победу. По пути их встретила группа эстонских неонацистов, в результате чего произошла серьезная драка.
Не меньше десятка молодых людей, бритых наголо и одетых в камуфлированные брюки, начали выяснять отношения с россиянами практически на проезжей части. Нападавшие встретили серьезный отпор. Полицейская машина прибыла мгновенно, но стражи порядка повели себя как-то странно. Разделив враждующих и никого не задержав, они побеседовали с эстонскими скинхедами и уехали, после чего драка вспыхнула с новой силой.
"Россияне бегут обратно к своим оппонентам, один из которых моментально оказывается на асфальте от сильного удара в лицо, - рассказывает корреспондент "РГ", ставший свидетелем инцидента. - Юный скинхед поднимается - лицо все в крови. Тем временем остальных неонацистов загоняют в небольшую слабоосвещенную улочку, где начинается настоящее побоище с участием порядка полусотни человек. Фанаты вырывают шлагбаумы, преграждающие въезды во дворы, хватают все подручные средства и ожесточенно бьют ими друг друга. Прохожие в ужасе замирают, безмолвно наблюдая за не виданной для тихого Таллина картиной".
Полиция прибыла лишь спустя несколько минут, но утихомирить дерущихся даже ей удалось не сразу. Большинство российских болельщиков покинули поле боя, избежав задержания. Практически у каждого из них было разбиты лицо. Но, судя по всему, победа осталась именно за ними. Окрестности огласило скандирование "Россия, Россия!", но никто из эстонцев из темной улочки уже не вышел - ими занялась полиция.
(с) http://txt.newsru.com/sport/26mar2007/fight.html