Как бы рассказали Красную Шапочку.

Эдгар По:

На опушке старого, мрачного, обвитого в таинственно-жесткую вуаль леса,
над которым носились темные облака зловещих испарений и будто слышался
фатальный звук оков, в мистическом ужасе жила Красная Шапочка.

Эрнест Хемингуэй:

Мать вошла, она поставила на стол кошелку. В кошелке было молоко, белый
хлеб и яйца.
- Вот, - сказала мать.
- Что? - спросила ее Красная Шапочка.
- Вот это, - сказала мать, - отнесешь своей бабушке.
- Ладно, - сказала Красная Шапочка.
- И смотри в оба, - сказала мать, - Волк.
- Да.
Мать смотрела, как ее дочь, которую все называли Красной Шапочкой,
потому что она всегда ходила в красной шапочке, вышла и, глядя на свою
уходящую дочь, мать подумала, что очень опасно пускать ее одну в лес; и,
кроме того, она подумала, что волк снова стал там появляться; и, подумав
это, она почувствовала, что начинает тревожиться.

Ги де Мопассан:

Волк ее встретил. Он осмотрел ее тем особенным взглядом, который опытный
парижский развратник бросает на провинциальную кокетку, которая все еще
старается выдать себя за невинную. Но он верит в ее невинность не более
ее самой и будто видит уже, как она раздевается, как ее юбки падают одна
за другой и она остается только в рубахе, под которой очерчиваются
сладостные формы ее тела.

Виктор Гюго:

Красная Шапочка задрожала. Она была одна. Она была одна, как иголка в
пустыне, как песчинка среди звезд, как гладиатор среди ядовитых змей,
как сомнамбула в печке...

Джек Лондон:

Но она была достойной дочерью своей расы; в ее жилах текла сильная кровь
белых покорителей Севера. Поэтому, и не моргнув глазом, она бросилась на
волка, нанесла ему сокрушительный удар и сразу же подкрепила его одним
классическим апперкотом. Волк в страхе побежал. Она смотрела ему вслед,
улыбаясь своей очаровательной женской улыбкой.

Ярослав Гашек:

- Эх, и что же я наделал? - бормотал Волк. - Одним словом обделался.

Оноре де Бальзак:

Волк достиг домика бабушки и постучал в дверь. Эта дверь была сделана в
середине 17 века неизвестным мастером. Он вырезал ее из модного в то
время канадского дуба, придал ей классическую форму и повесил ее на
железные петли, которые в свое время, может быть, и были хороши, но
ужасно сейчас скрипели. На двери не было никаких орнаментов и узоров,
только в правом нижнем углу виднелась одна царапина, о которой говорили,
что ее сделал собственной шпорой Селестен де Шавард - фаворит Марии
Антуанетты и двоюродный брат по материнской линии бабушкиного дедушки
Красной Шапочки. В остальном же дверь была обыкновенной, и поэтому не
следует останавливаться на ней более подробно.

Оскар Уайльд:

Волк. Извините, вы не знаете моего имени, но...
Бабушка. О, не имеет значения. В современном обществе добрым именем
пользуется тот, кто его не имеет. Чем могу служить?
Волк. Видите ли... Очень сожалею, но я пришел, чтобы вас съесть.
Бабушка. Как это мило. Вы очень остроумный джентльмен.
Волк. Но я говорю серьезно.
Бабушка. И это придает особый блеск вашему остроумию.
Волк. Я рад, что вы не относитесь серьезно к факту, который я только что
вам сообщил.
Бабушка. Нынче относиться серьезно к серьезным вещам - это проявление
дурного вкуса.
Волк. А к чему мы должны относиться серьезно?
Бабушка. Разумеется к глупостям. Но вы невыносимы.
Волк. Когда же Волк бывает несносным?
Бабушка. Когда надоедает вопросами.
Волк. А женщина?
Бабушка. Когда никто не может поставить ее на место.
Волк. Вы очень строги к себе.
Бабушка. Рассчитываю на вашу скромность.
Волк. Можете верить. Я не скажу никому ни слова (съедает ее).
Бабушка. (из брюха Волка). Жалко, что вы поспешили. Я только что
собиралась рассказать вам одну поучительную историю.

Эрих Мария Ремарк:

Иди ко мне, - сказал Волк.
Красная Шапочка налила две рюмки коньяку и села к нему на кровать. Они
вдыхали знакомый аромат коньяка. В этом коньяке была тоска и усталость -
тоска и усталость гаснущих сумерек. Коньяк был самой жизнью.
- Конечно, - сказала она. - Нам не на что надеяться. У меня нет
будущего.
Волк молчал. Он был с ней согласен.

Лев Толстой:

Волк покраснел, как только увидел входящую к нему Красную Шапочку. Видно
было, что он искал и не находил, что сказать. Шапочка, напротив тот час
же нашлась (как всякая молодая девица) и начала спокойно рассказывать
историю своего утомительного путешествия, не забывая выкладывать пирожки
поминутно вскрикивая
- Ах, вот эти с визигой! Вы должны обязательно попробовать...
- Спасибо сударыня, но я не голоден - смутился Волк
- Я велю подать их вам на ужин - с счастливой улыбкой сказала она
Волк отвернулся к стенке, тихо досадуя на расстройство в его занятиях.
Дело в том, что добрая половина бабушкиного бедра уже запекалась
выписанным из Парижа поваром..но Шапочка была так мила и так
непосредственна..
-Ах! Как чудесно, что я застала вас тут! Вот ежели бы вы не пропустили
вечер у Кота в Сапогах, то мне не было бы так скучно...

Харуки Мураками:

Завтра все-таки наступило. Проснувшись, я обнаружил, что рядом никого
нет. Дождь кончился, и в окно спальни прозрачным ярким потоком вливалось
утреннее солнце. Часы показывали начало десятого. Красной Шапочки в
постели не оказалось; на лежавшей рядом подушке осталась небольшая
вмятина от ее головы. Я встал с кровати и вышел в гостиную. Из зеркала
на меня смотрело мое небритое лохматое серое отражение. Я заглянул в
кухню, в детскую, в ванную, но нигде не нашел ее. Вместе с ней исчезла
одежда, туфли и шапочка,
оставленные в прихожей. Я сделал глубокий вдох, чтобы вернуть себя к
реальности, однако реальность оказалась непривычной и странной - не
такой, как я думал. И совершенно меня не устраивала.
Одевшись, я вышел на улицу. "БМВ" стоял на месте - там, где я оставил
его ночью. А вдруг Шапочка проснулась раньше и решила прогуляться? Я
обошел вокруг дома, потом сел в машину и поехал по окрестностям.
Добрался даже до соседнего городка Мияносита, где она жила вместе с
матерью, - безрезультатно. Вернулся в лес на дачу - по-прежнему никого.
Обшарил весь дом, надеясь отыскать какую-нибудь записку, но так ничего и
не нашел. Ничего, напоминающего о том, что еще совсем недавно она была
здесь.
Без Красной шапочки в доме стало ужасно пусто и душно. Воздух наполнился
шершавыми пылинками, от которых першило в горле. Я вспомнил о ее подарке
- корзинке с пластинками Ната Кинга Коула. Корзинки тоже нигде не
оказалось. Похоже, она унесла ее с собой.
Красная шапочка опять исчезла, на этот раз даже не оставив мне надежд,
что может быть через какое-то время мы встретимся снова.

Хулио Кортасар:

Шапочка, ты единственный мой друг, только тебя вижу, тебя лучше всех
слышу. Вот этот тип-дровосек и те другие типы, что валят лес неподалеку,
какие-то убежденные. Спросишь в чем? Сам не знаю, клянусь, но в чем-то
очень убежденные. Наверно, в том, что они очень правильные, что они ох
как много стоят со своими топорами. Нет, не то. Некоторые из них
скромники и не считают себя непогрешимыми. Но даже самый скромный
чувствует себя уверенно. Вот это и бесит меня, Шапочка, что они
чувствуют себя уверенно. В чем их уверенность, скажи мне, пожалуйста,
когда даже у меня, волка-подонка с тысячей болячек, хватает ума, чтобы
разглядеть, что все кругом невкусное, неаппетитное, на соплях, на фу-фу
держится. Надо только оглядеться немного, Шапочка, почувствовать
немного, помолчать немного - и везде увидишь дыры. В двери, в кровати -
дыры. Руки, газеты, время, воздух - все сплошь в пробоинах; все как
губка, как решето, само себя дырявящее. Того и гляди в брюхе у меня
будет дыра... Но они - это людская мораль собственной персоной,
понимаешь, Шапочка? Своими топорами они защищаются от дыр. Ничего не
видят, верят тому, что скажут другие, а воображают, что видели и решают
сами. И конечно, они не могут видеть вокруг себя дыры и очень уверены в
себе, абсолютно убеждены в необходимости своей помощи, своих топоров,
своего проклятого морализма, своих "не обмани", "не съешь"... Ох,
дождаться бы дня, когда я смогу сорваться с места, сесть в поезд,
смотреть в окошко и видеть, как все остается позади, разбивается на куски...
Не знаю, заметила ли ты, как бьется на куски все, что мелькает мимо...