В последнее время вновь много говорят о реформах в армии. В первой половине февраля начальник Генерального штаба ВС генерал армии Николай Макаров выступил в Госдуме, а затем там же состоялся «правительственный час», посвященный реформированию Вооруженных сил РФ. Разговор министра обороны Анатолия Сердюкова с депутатами прошел в закрытом режиме.
Немногим более четырех лет назад, в ноябре 2004 года, тогдашний министр обороны РФ Сергей Иванов объявил о завершении военной реформы. Если это так, то не слишком ли часто у нас проводится военная реформа?
Скажем сразу: ни в 2004-м, ни в начале 1990-х годов никакой военной реформы в стране не проводилось. Были попытки реформирования вооруженных сил, которые местами дали какие-то результаты. Однако ни одна из предпринятых в истории современной России попыток перемен в армии не имела ничего общего с тем, что принято называть военной реформой.
Кто-то наверняка захочет враз снять проблему, предложив не заморачиваться относительно терминологии: подумаешь, реформа армии, реформа вооруженных сил, военная реформа и тому подобное!
К сожалению, именно так думают не только обыватели, но и многие политики, журналисты, военные. На самом же деле разница в терминах здесь абсолютно принципиальна, ибо за ними стоит конкретное содержание. «Военная реформа» – понятие всеобъемлющее, в то время как «реформа вооруженных сил» является лишь частью первой. Военную реформу никогда не проводит и не может провести лишь военное ведомство. Ею занимается государство в целом: в подготовку и реализацию реформы должны быть вовлечены соответствующие министерства и ведомства, а также общественные организации, например Комитет солдатских матерей. Военная реформа – мероприятие, по масштабности сравнимое разве что с пятилетними планами развития народного хозяйства в советскую эпоху. При этом широкая гласность и общественная поддержка абсолютно необходимы для ее успеха. Режимы «закрытых думских заседаний» здесь неуместны.
Некоторые из бывших министров обороны полагали, что именно они являлись центральными фигурами в военном реформировании, понимая его в довольно суженном плане. Так, Павел Грачев был убежден, что военная реформа должна сводиться к достаточному финансированию и к укомплектованию войск до штатной численности. Запомнилась его крылатая фраза: «Не мешайте мне реформировать армию». Еще более глубокое непонимание сути военной реформы обнаружил бывший глава Минобороны Сергей Иванов, скоропалительно отрапортовав о ее завершении.
В истории нашего государства было не так много преобразований в сфере военного строительства, которые вправе называться военными реформами. Среди них – военные реформы Петра I, Александра II, а также реформа 1924–1925 годов после Гражданской войны.
Понятно, что для проведения военной реформы нужен серьезный повод или толчок. Во второй половине XIX века таким толчком явилось поражение России в Крымской войне. Нужен также экономический подъем в стране. В упомянутый период он был. Была и необходимая широкая общественная поддержка. При Александре II молодые люди из родовитых дворянских семей не считали зазорным пойти служить нижними чинами, чтобы затем, как правило, поступить на гражданскую службу. Положительно отнеслись в обществе и к созданию системы военных округов (уцелевшей до наших дней), и к преобразованию закрытых кадетских корпусов в демократические военные гимназии. Эти два фактора – общественное признание и финансовая достаточность – обеспечили успех военной реформы второй половины XIX века.
Военная реформа 1925 года, связанная с именем Михаила Фрунзе, также проводилась в обстановке оживления экономики, вызванной нэпом. И общественный энтузиазм, несмотря на жестокость строя, присутствовал в те времена – достаточно вспомнить популярные тогда лозунги «Молодежь – в авиацию», «Молодежь – на флот». Больше «эпохальных» военных реформ в российской истории не было. Однако в ХХ веке было немало примеров военных реформ в других странах. После окончания вьетнамской войны США смогли глубоко проанализировать ее тяжелые уроки и начать крупнейшую в истории страны военную реформу, которая была успешно реализована.
У современной России с момента провозглашения независимости появился серьезнейший императив для проведения не менее масштабной и глубокой военной реформы. Он был обусловлен прежде всего изменением самой природы государства, а также опытом войны в Афганистане. Затем к этому императиву добавились уроки двух чеченских войн, и теперь вот – уроки вооруженного конфликта на Кавказе в августе 2008 года. Иными словами, нужда в военной реформе назрела и перезрела давно, а ее так и нет. Неужели не было хотя бы попыток в этом направлении? Попытки были.
Еще до распада СССР в конце 80-х годов прошлого века Михаил Сергеевич Горбачев поручил группе видных экспертов подготовить концепцию военной реформы. По свидетельству одного из них, речь шла действительно о разработке полномасштабной военной реформы. К сожалению, та горбачевская военная реформа так и не была подготовлена. Во-первых, страна не располагала необходимыми финансовыми возможностями. Во-вторых, самой страны вскоре не стало. К руководству новой России пришли другие люди. Опыт и знания экспертов, занимавшихся проблемой совсем недавно при Горбачеве, не был востребован. У новой команды были свои представления о военной реформе, точнее сказать, их не было вовсе, если строго придерживаться понятия «военная реформа». Вместо этого были амбиции и фрагментарный подход к нуждам военного строительства. Собственно в той же парадигме мы живем по сей день.
В начале 2003 года Совет по национальной стратегии подготовил концепцию самостоятельного федерального органа в ранге министерства или госкомитета, который должен был эксклюзивно заниматься военной реформой или, точнее, созданием новой российской армии. Но, похоже, об этом быстро забыли.
Разумеется, сказать, что в рамках военной реформы ничего не происходит вообще, было бы неверно. В марте 2008 года утверждена «Стратегия социального развития Вооруженных сил Российской Федерации на период до 2020 года». Обществу рассказали о новом облике армии, который предусматривает перевооружение ВС и создание мобильных частей постоянной боевой готовности. Генералов вместо 1100 останется около 900. Прапорщиков и мичманов не будет вообще. На базе 65 военных вузов появится 10 учебных центров, впервые в истории Минобороны РФ были проведены открытые аукционы по продаже недвижимого имущества оборонного ведомства и т.д. Все это скорее всего логично и правильно, однако это опять не военная реформа, а в лучшем случае лишь ее часть.
В том, что происходит сейчас в армии, не могут разобраться даже крупные в недавнем прошлом военачальники. Так, бывший главнокомандующий ВВС России Петр Дейнекин в одном из интервью прямо заявил: «Мне непонятны смысл и цели текущего реформирования армии. Происходящее в армии идет келейно, без объяснения общественности или военным экспертам. А это может иметь весьма неприятные последствия».
Военную реформу невозможно проводить, не ответив на ряд ключевых вопросов:
– Кто наш будущий вероятный противник: международный терроризм или все-таки Запад?
– Где находятся наиболее вероятные театры военных действий?
– Для ведения каких войн мы реформируем армию: локальных, региональных, глобальных?
Это самые естественные базовые вопросы, на которые имелись ответы и у Петра I, и у Александра II, и у большевиков после Гражданской войны. Но сегодня, похоже, ясных ответов на эти вопросы нет. Хуже того, появляется ощущение явных противоречий в документах и высказываниях отдельных политиков относительно того, против кого должна быть направлена в будущем военная мощь России. Достаточно хотя бы сопоставить явный антиамериканизм внешнеполитического раздела первого ежегодного обращения, с которым президент Дмитрий Медведев выступил в Федеральном собрании на следующий день после президентских выборов в США, с его же откровенно проамериканской речью, произнесенной вскоре (в ноябре 2008 года) в Вашингтоне в рамках саммита G20. Кстати, положения этой речи, по сути, перечеркивали основополагающие тезисы знаменитой речи Владимира Путина в Мюнхене в начале 2007 года.
Не потому ли обсуждения реформ в армии у нас происходят зачастую втайне не только от общества, но и от самих военных, что нет ответов на главные вопросы?
Не ответив самим себе на поставленные принципиальные вопросы, мы не сможем определить, чем вооружать нашу армию и как выстраивать ее структуру. Надо ли строить авианосцы и производить новые поколения баллистических ракет или все-таки срочно модернизировать вооружение нашего мотострелка и десантника, повышая их эффективность и живучесть в бою? Недавний конфликт на Кавказе однозначно подсказывает выбор не в пользу авианосцев и тяжелых бомбардировщиков.
Рано или поздно, но проводить настоящую полномасштабную военную реформу в России придется. Лучше раньше, ибо откладывать ее становится просто опасным для страны.
