Об истории дедовщины в РА
Переформатировать диск
Дедовщина в Российской армии
Александр Храмчихин
---------------------
Дедовщина имманентно присуща Российской армии. Или даже не так. Дедовщина и Российская армия — это одно и то же. Так воспринимает действительность большинство. В значительной степени это правда.
При этом надо попытаться все-таки рассмотреть суть и причину явления.
Рядовой состав армейского подразделения (корабля) представляет собой коллектив молодых мужчин, находящихся в периоде полового созревания, с уровнем образования не выше среднего. Вооруженные силы — это такой институт, которой предназначен для осуществления насилия. В нем людей учат как можно более эффективно уничтожать других людей либо обеспечивать своих коллег, занимающихся таковым уничтожением. Поэтому достаточно трудно ожидать, что внутри такого коллектива отношения будут идиллическими.
Более того, армия является таким местом, куда приходят, как правило, с психологией ребенка, а уходят, как правило, с психологией взрослого. То есть психология человека за период службы радикально изменяется. Столь же значительно меняются и физические данные солдата срочной службы. Двадцатилетний человек в подавляющем большинстве случаев сильнее восемнадцатилетнего.
Помимо этого, ни в одном (даже гражданском) коллективе все его члены не будут на равных выполнять простую, тяжелую, непрестижную работу. Ее заведомо будут выполнять те, кто имеет меньший опыт. Соответственно, требовать одинакового статуса для людей разного возраста и опыта совершенно бессмысленно.
Ведь в любом, в том числе гражданском, коллективе неизбежно складывается иерархия, определяемая целым рядом факторов, среди важнейших — возраст и опыт. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы формальная иерархия как можно больше совпадала с неформальной. Это резко повысит слаженность и работоспособность коллектива.
При этом, правда, иерархия и преимущество опытных над неопытными совершенно не должны подразумевать морального и физического унижения вторых первыми. Потому что такое унижение разобщает и разрушает коллектив. А если это военный коллектив, то он утрачивает боеспособность. Психологически сломленные в реальном бою либо разбегутся, либо сдадутся, либо начнут стрелять в своих обидчиков.
Таким образом, до определенного предела дедовщина неизбежна. Но за этим пределом недопустима по соображениям не только моральным и юридическим, но и чисто практическим.
До начала 70-х годов ХХ века никакой дедовщины в Советской армии не было. Потом она внезапно начала расти и крепнуть на глазах. Это отвратительное явление стремительно превратило армию в пугало и породило, в конце концов, крайне вредную в отечественных условиях (и, кстати, совершенно бесполезную с точки зрения решения проблемы дедовщины) идею «профессиональной армии».
Началось все с хрущевских реформ, с увольнения 1,2 млн офицеров, многим из которых служить оставалось несколько месяцев. Это было сделано в таком хамском стиле (на этом фоне сокращения 90-х можно считать образцом уважительного отношения к военным), что нанесло сокрушительный удар по психологии командного состава. Циничные формалисты-временщики стали среди офицеров обыденным явлением.
В 1968 году произошел переход от 3-годичной (4 года в ВМФ) к 2-годичной (3 года в ВМФ) службе по призыву. Это, как минимум, породило обиду тех, кто служил 3 года, на тех, кто пришел на 2. Однако не это, конечно, было главным.
Сокращение срока службы не подразумевало сокращения численности ВС. Это заставило увеличивать призывной контингент. В частности, начался призыв лиц, имевших судимость. Уголовники привнесли в армию нравы мест заключения, к чему были совершенно не готовы ни их сослуживцы, ни командиры. Но и этот фактор тоже не был главным.
Таковым стала мгновенная ликвидация института младших командиров (сержантов и старшин). До 1968 года их готовили в полковых школах, куда после определенного срока службы отбирали солдат, лучших с точки зрения боевой и морально-психологической подготовки, тех солдат, которые уже стали неформальными лидерами. Из них и готовили младших командиров, причем для той части (корабля), где они служили рядовыми. Таким образом, неформальная иерархия в максимальной степени была приближена к формальной, младшие командиры имели совершенно реальный авторитет, знания и опыт. Многие из них оставались на сверхсрочную службу (сегодня она называется контрактной), это были уже настоящие профессионалы. Они брали на себя обеспечение дисциплины в подразделении, индивидуальное обучение и воспитание рядового состава, снимая эти задачи с офицеров.
В 1968 году эта система была ликвидирована. Сержантов и старшин стали готовить в учебных подразделениях, куда их направляли сразу после призыва. Такие подразделения заведомо считались «не совсем полноценными». Профессиональных навыков выпускники таких учебок за полгода приобретали, как правило, даже меньше, чем бойцы одного с ними призыва, попавшие рядовыми сразу в боевое подразделение. Придя в часть, такие командиры оказывались во всех отношениях наименее подготовленными, хотя, вообще-то, должно быть прямо наоборот. Естественно, командовать рядовыми, которые отслужили больше, гораздо больше умели и были гораздо физически сильнее, они не могли в принципе. Естественная иерархия рухнула, вместе с ней рухнули дисциплина и боеспособность. Попытка заменить сержантов и старшин прапорщиками полностью провалилась, прапорщики быстро заняли наиболее «хлебные» хозяйственные и тыловые должности, превратившись в главных героев армейского фольклора, олицетворение тупости и вороватости.
При этом природа пустоты не терпит. Вместо разрушенной формальной иерархии родилась неформальная. На ее вершине оказались те, кто имел больше силы и опыта, то есть старослужащие. Сама по себе неформальность, нелегальность иерархии не могла не придать ей уродливых черт. А тут очень «кстати» подвернулись вышеупомянутые уголовники. Офицеры поначалу просто растерялись, а потом приняли новую систему. Потому что, во-первых, среди офицеров возросла прослойка циников, во-вторых, у офицеров фактически не было другого выхода. Если естественная иерархия разрушена, должна возникнуть хоть какая-то новая. Иначе подразделение просто утратит управляемость. В итоге, потеряв сержантов и старшин, офицеры вынуждены были сделать ставку на «дедов», стараясь (и то не всегда) лишь по возможности не допускать слишком уж откровенной уголовщины.
Дедовщина в Российской армии
Александр Храмчихин
---------------------
Дедовщина имманентно присуща Российской армии. Или даже не так. Дедовщина и Российская армия — это одно и то же. Так воспринимает действительность большинство. В значительной степени это правда.
При этом надо попытаться все-таки рассмотреть суть и причину явления.
Рядовой состав армейского подразделения (корабля) представляет собой коллектив молодых мужчин, находящихся в периоде полового созревания, с уровнем образования не выше среднего. Вооруженные силы — это такой институт, которой предназначен для осуществления насилия. В нем людей учат как можно более эффективно уничтожать других людей либо обеспечивать своих коллег, занимающихся таковым уничтожением. Поэтому достаточно трудно ожидать, что внутри такого коллектива отношения будут идиллическими.
Более того, армия является таким местом, куда приходят, как правило, с психологией ребенка, а уходят, как правило, с психологией взрослого. То есть психология человека за период службы радикально изменяется. Столь же значительно меняются и физические данные солдата срочной службы. Двадцатилетний человек в подавляющем большинстве случаев сильнее восемнадцатилетнего.
Помимо этого, ни в одном (даже гражданском) коллективе все его члены не будут на равных выполнять простую, тяжелую, непрестижную работу. Ее заведомо будут выполнять те, кто имеет меньший опыт. Соответственно, требовать одинакового статуса для людей разного возраста и опыта совершенно бессмысленно.
Ведь в любом, в том числе гражданском, коллективе неизбежно складывается иерархия, определяемая целым рядом факторов, среди важнейших — возраст и опыт. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы формальная иерархия как можно больше совпадала с неформальной. Это резко повысит слаженность и работоспособность коллектива.
При этом, правда, иерархия и преимущество опытных над неопытными совершенно не должны подразумевать морального и физического унижения вторых первыми. Потому что такое унижение разобщает и разрушает коллектив. А если это военный коллектив, то он утрачивает боеспособность. Психологически сломленные в реальном бою либо разбегутся, либо сдадутся, либо начнут стрелять в своих обидчиков.
Таким образом, до определенного предела дедовщина неизбежна. Но за этим пределом недопустима по соображениям не только моральным и юридическим, но и чисто практическим.
До начала 70-х годов ХХ века никакой дедовщины в Советской армии не было. Потом она внезапно начала расти и крепнуть на глазах. Это отвратительное явление стремительно превратило армию в пугало и породило, в конце концов, крайне вредную в отечественных условиях (и, кстати, совершенно бесполезную с точки зрения решения проблемы дедовщины) идею «профессиональной армии».
Началось все с хрущевских реформ, с увольнения 1,2 млн офицеров, многим из которых служить оставалось несколько месяцев. Это было сделано в таком хамском стиле (на этом фоне сокращения 90-х можно считать образцом уважительного отношения к военным), что нанесло сокрушительный удар по психологии командного состава. Циничные формалисты-временщики стали среди офицеров обыденным явлением.
В 1968 году произошел переход от 3-годичной (4 года в ВМФ) к 2-годичной (3 года в ВМФ) службе по призыву. Это, как минимум, породило обиду тех, кто служил 3 года, на тех, кто пришел на 2. Однако не это, конечно, было главным.
Сокращение срока службы не подразумевало сокращения численности ВС. Это заставило увеличивать призывной контингент. В частности, начался призыв лиц, имевших судимость. Уголовники привнесли в армию нравы мест заключения, к чему были совершенно не готовы ни их сослуживцы, ни командиры. Но и этот фактор тоже не был главным.
Таковым стала мгновенная ликвидация института младших командиров (сержантов и старшин). До 1968 года их готовили в полковых школах, куда после определенного срока службы отбирали солдат, лучших с точки зрения боевой и морально-психологической подготовки, тех солдат, которые уже стали неформальными лидерами. Из них и готовили младших командиров, причем для той части (корабля), где они служили рядовыми. Таким образом, неформальная иерархия в максимальной степени была приближена к формальной, младшие командиры имели совершенно реальный авторитет, знания и опыт. Многие из них оставались на сверхсрочную службу (сегодня она называется контрактной), это были уже настоящие профессионалы. Они брали на себя обеспечение дисциплины в подразделении, индивидуальное обучение и воспитание рядового состава, снимая эти задачи с офицеров.
В 1968 году эта система была ликвидирована. Сержантов и старшин стали готовить в учебных подразделениях, куда их направляли сразу после призыва. Такие подразделения заведомо считались «не совсем полноценными». Профессиональных навыков выпускники таких учебок за полгода приобретали, как правило, даже меньше, чем бойцы одного с ними призыва, попавшие рядовыми сразу в боевое подразделение. Придя в часть, такие командиры оказывались во всех отношениях наименее подготовленными, хотя, вообще-то, должно быть прямо наоборот. Естественно, командовать рядовыми, которые отслужили больше, гораздо больше умели и были гораздо физически сильнее, они не могли в принципе. Естественная иерархия рухнула, вместе с ней рухнули дисциплина и боеспособность. Попытка заменить сержантов и старшин прапорщиками полностью провалилась, прапорщики быстро заняли наиболее «хлебные» хозяйственные и тыловые должности, превратившись в главных героев армейского фольклора, олицетворение тупости и вороватости.
При этом природа пустоты не терпит. Вместо разрушенной формальной иерархии родилась неформальная. На ее вершине оказались те, кто имел больше силы и опыта, то есть старослужащие. Сама по себе неформальность, нелегальность иерархии не могла не придать ей уродливых черт. А тут очень «кстати» подвернулись вышеупомянутые уголовники. Офицеры поначалу просто растерялись, а потом приняли новую систему. Потому что, во-первых, среди офицеров возросла прослойка циников, во-вторых, у офицеров фактически не было другого выхода. Если естественная иерархия разрушена, должна возникнуть хоть какая-то новая. Иначе подразделение просто утратит управляемость. В итоге, потеряв сержантов и старшин, офицеры вынуждены были сделать ставку на «дедов», стараясь (и то не всегда) лишь по возможности не допускать слишком уж откровенной уголовщины.